В январе 2015 года Европейский центральный банк (ЕЦБ) объявил двухлетнюю программу “количественного смягчения” (QE), а в декабре 2015 года Федеральная резервная система США де-факто закончила собственную. В этот промежуток уместился год, в который помимо технической беспомощности центробанков уместился и новый тренд: в информационном обществе ожиданиями определяется гораздо большее, чем раньше. В 2015 году сама ключевая ставка значила уже не сильно больше того, верят ли инвесторы в ее будущее изменение, а тем более в то, что это повлияет на все более управляемую словами реальность.
С точки зрения макроэкономических новостей 2015 год был короче календарного на целый месяц. 22 января глава ЕЦБ Марио Драги объявил о европейской программе “количественного смягчения”. QE в варианте еврозоны отличалось от формально завершившегося в октябре 2014 года QE в США, хотя смысл происходящего был схожим. В стандартной версии классической денежно-кредитной политики Центробанк пытается косвенно управлять динамикой экономического роста через ставки кредита при сохранении целевого уровня инфляции. И ЕЦБ, и ФРС находились в ситуации, когда “ручка” управления была выкручена де-факто до нуля: диапазона 0-0,25% годовых ключевой ставки для ФРС и 0,05% годовых — базовой процентной ставки ЕЦБ. QE (рефинансирование банков под залог активов) в случае ЕЦБ заодно и решало часть проблем с европейским долгом.
Тем не менее 22 января с точки зрения управления процессом ничего особенно не изменилось: снизить ставки, чтобы поддержать рост, не могли ни с той ни с другой стороны Атлантики. Целью работы тысяч самых квалифицированных в мире экономистов в 2015 году было приведение мировой финансовой системы в состояние, в котором “ручка” ключевой ставки не была бы предметом декоративным, а совет директоров организации, эмитирующей одну из двух мировых резервных валют,— беспомощным. 16 декабря 2015 года совет директоров ФРС повысил диапазон ключевой ставки до 0,25-0,5% годовых. Так закончился период беспомощности ФРС США, начавшийся 16 декабря 2008 года, тогда ставка была снижена до нуля с 1% годовых. Четверть процентного пункта ставки — это все, чем может в результате года работы управлять ФРС. ЕЦБ, впрочем, и того не может: программа QE в еврозоне, предусматривающая выкуп активов (в основном госбумаг) на более чем €1 трлн, закончится лишь летом 2016 года, если не будет продлена. К тому моменту ФРС, как предполагается, уже обретет свободу менять уровень своей ставки в ту и другую сторону на 0,5 процентного пункта (п. п.). А к концу года — на целый 1 п. п.
Еще десять лет назад над этой свободой смеялся бы в голос любой сотрудник любого Центробанка. Но весь 2015 год прошел для аналитиков в яростных обсуждениях, сработает ли европейское QE (пока, по косвенным признакам, работает), повысит ли ФРС ставку (ждать пришлось девять месяцев) и что из всего этого выйдет. Но это было совсем не бессмысленное занятие: именно в 2015 году ожидания рынков, формируемые профессиональными оценками и суждениями, стали столь же значимым фактором, что и действия регуляторов, ограниченных в возможностях. Не так важны параметры QE, как сведения о том, будет ли оно работать и работает ли на практике. Не так важно, изменит ли ФРС ставку, как то, как это будет объясняться.
Особенно интересным этот процесс выглядел для России, где инфляционные ожидания весь 2015 год были важнее, чем факторы, напрямую влияющие на цены, а ожидания падения цен на нефть — едва ли не важнее цен на нефть. Банк России отлично уловил это изменение, постепенно превращаясь в своеобразную “информационную машину” — естественно для информационного общества, но довольно неожиданно для России. При этом после девальвации рубля с октября 2014 года ответ на вопрос: “А почему рубль осенью 2004 года при той же цене нефти стоил к доллару вдвое дороже?” — стал явно не в пользу ЦБ, ведь объяснение того, что вдвое ниже стало доверие населения к экономическому курсу консолидированной власти, на уровне ЦБ невозможно, тогда как оно, в общем, не более чем констатация.
Впрочем, у “информатизации” денежно-кредитной политики во всем мире есть одно неприятное измерение. И в 2016 году, и позже это ее свойство не исчезнет, а обещает лишь усилиться. В августе 2015 года обвал Шанхайской фондовой биржи, сам по себе мало что значащий, видимо, стал одним из триггеров нового обвала цен на нефть и новых проблем экономики РФ. Слишком большое влияние новостей на рынки — хорошая новость только для репортеров.
Источник: Коммерсантъ
